Фарси – государственный язык Ирана


Зачем Ирану нужно членство в ШОС?

Институт Ближнего Востока

Стремление Ирана активизировать свое участие в ШОС и получить полноценный статус постоянного членства в этой закрытой региональной структуре достигло своего пика в период президентского правления М. Ахмадинежада. Второй год подряд иранский президент исправно посещает в качестве наблюдателя Совет глав государств ШОС – важный региональный саммит с участием «первых лиц» России, Китая и стран Центральной Азии. Тем самым он демонстрирует высочайшую степень интереса к региональной структуре, первоначальный мандат которой подразумевает борьбу с терроризмом, экстремизмом и наркотрафиком. От официального Тегерана в последнее время исходят довольно смелые инициативы не только по увеличению количественного состава, но и по расширению сфер ответственности ШОС. Предлагая провести у себя встречу министров энергетики ШОС и придать в перспективе таким встречам постоянный формат, он пытается навязать членам альянса новые грани сотрудничества и козырнуть дополнительными аргументами в пользу своего полноценного участия в нем.
Почему Ирану недостаточно иметь статус наблюдателя в ШОС? Какие дивиденды он рассчитывает извлечь из постоянного членства, какими мотивами руководствуется? Анализ этих вопросов служит предметом данного исследования.
С формальной точки зрения нарастающее стремление набирающего в регионе очки сильного игрока стать членом перспективной региональной структуры выглядит вполне логичным. Тем более это вписывается в иранскую внешнеполитическую стратегию в Центральной Азии. Иранские аналитики обращают внимание на три фактора, которые объективно создают весомые предпосылки для полноформатной интеграции Ирана в ШОС: экономическое сотрудничество, взаимодействие в области безопасности, культурное сближение.
Иран и ранее позиционировал себя здесь как составное звено региональной системы безопасности, важный элемент экономической стабильности. Он стремился по мере возможности обозначить свое присутствие в формируемых на этом важном геополитическом пространстве альянсах и структурах. Традиционных инструментов политики клерикальной верхушки по укреплению влияния в возникших после 1991 г. государствах Центральной Азии сначала было два — фактор культурно-исторической близости народов и фактор ислама. Впоследствии, по мере торжества прагматизма в международной политике Тегерана, на первый план вышла задача укрепления экономического влияния в странах региона. Иран разработал политику экономической интервенции и выступил с целым набором инициатив в области энергетики, транспорта, банковской сферы, торговли. В итоге — положительная динамика торгово-экономических и финансовых связей Ирана со странами Центральной Азии, значительное укрепление его позиций в экономике региона наравне с другими крупными игроками. Иран стал в полном объеме конкурировать за экономическое влияние в регионе.
Результат был достигнут при президентах А.А. Хашеми-Рафсанджани и С. М. Хатами. Идея вступления в ШОС на тот период была также облечена в соответствующие рамки. Дескать, полноценное участие Ирана необходимо, поскольку будет содействовать диверсификации экономического сотрудничества стран — членов организации, укреплению его культурно-исторических связей с государствами Центральной Азии. Но вопрос о членстве не стоял так актуально в повестке дня – на том этапе иранское руководство ограничивалось аккуратным зондажом.

* * *

С приходом к власти команды М. Ахмадинежада вопрос о вступлении Ирана в ШОС был заметно актуализирован внешнеполитическим руководством страны. Характерная деталь, ставшая заметной, — М. Ахмадинежад сознательно избегает комментариев относительно заявки Ирана на членство в ШОС. Известно, что такая заявка была подана официально по дипломатическим каналам – через письмо главы МИДа ИРИ. М. Моттаки в адрес руководства организации. По словам последнего, она сейчас находится «в стадии рассмотрения». Тем не менее М. Ахмадинежад старается не демонстрировать, что его страна навязывается организации. Он сознательно ставит Иран и ШОС в положение «равных партнеров», отмечает «обоюдную заинтересованность сторон» во взаимодействии, полагает, что полноформатное участие Ирана в ШОС пойдет на пользу «обеим сторонам».
Но главная особенность нынешнего этапа заключается в том, что реализация этой задачи предусматривает решение целого комплекса проблем, напрямую не связанных с курируемой в ШОС проблематикой. Было бы неверно в этом случае оперировать лишь одним, явно бросающимся в глаза соображением, которым, по мнению некоторых экспертов, может быть продиктовано стремление Тегерана вступить в ШОС. Речь идет о коллективной безопасности в ШОС. Если нынешний статус Ирана в ШОС (наблюдатель) не дает никаких привилегий, то постоянное членство в организации – серьезное противоядие в случае возможной военной интервенции со стороны США и их союзников. Получив такой статус, иранское руководство обретет мощный козырь на мировой арене и сможет себя обезопасить перед лицом американской угрозы. Фактически такой статус превращает Иран в один из элементов коллективной системы безопасности в регионе. На практике, все государства — члены ШОС будут обязаны встать на защиту Ирана, если это государство окажется объектом военного нападения. ШОС также будет вынужден в полном объеме нести обязательства перед Ираном по обеспечению его обороны и безопасности в случае появления той или иной военной угрозы.
Нужно понимать, что задача полноценной интеграции Ирана в ШОС преследует политические и стратегические цели в более глобальном контексте. Тем более что угроза военной интервенции США в Иран, судя по последним экспертным оценкам, на сегодня сведена к минимуму. Что будет в обозримой перспективе, прогнозировать сложно. Да и технически непросто представить коллективные меры стран — членов ШОС в случае точечных ударов по иранской ядерной инфраструктуре.
Очевидно, что стратегические замыслы президента М. Ахмадинежада в отношении ШОС гораздо шире и во многом предопределены текущей региональной ситуацией, при которой вступление Ирана в организацию даст руководству этой страны весомые политические дивиденды.
1. Членство в столь мощном региональном альянсе, вес которого в значительной мере усиливается за счет двух постоянных члена Совета Безопасности ООН, многого стоит. Сотрудничать в узкоформатной региональной структуре с двумя мировыми центрами, обладающими политическим весом, мощным экономическим и военным потенциалом, а главное, правом вето в СБ ООН, — весьма заманчивая перспектива для Тегерана.
2. Иранские неоконсерваторы во главе с М. Ахмадинежадом считают ШОС очень перспективным и динамично развивающимся объединением в регионе, которое может быть использовано ими прежде всего в контексте отстаивания собственных интересов. Ирану хотелось бы видеть в лице ШОС организацию, противостоящую по своим целям и предназначению проникновению влияния США в регион Центральной Азии. Понятно, что в одиночку ему не удастся повернуть курс ШОС в этом направлении, но играть на столь чувствительном факторе Иран может вполне, особенно если станет членом организации.
3. Иранское руководство видит в ШОС огромный и пока слабо используемый экономический потенциал, особенно с учетом заявок Индии и Пакистана о желании войти в состав ШОС (сейчас они являются наблюдателями). В итоге, полагает оно, образуется огромный рынок, представленный наиболее динамично развивающимися мировыми экономиками (Россия, КНР, Индия и др.). В частности, создание в рамках ШОС зоны преференциальной торговли потенциально отвечало бы иранским интересам (при условии членства Ирана в организации), поскольку позволило бы диверсифицировать торгово-экономические связи Тегерана со странами Центральной Азии. На последнем саммите ШОС в августе с.г. иранский президент, в частности, заявил, что формат саммитов ШОС играет эффективную роль в расширении экономического сотрудничества.
4. Иранское руководство отводит высокую роль проводимым в рамках ШОС совместным военным учениям. Тот факт, что в текущем году в них впервые принял участие Китай, для Ирана событие знаковое. Участие иранских ВС в подобных учениях могло бы дать Тегерану дополнительные козыри в области укрепления военно-технического сотрудничества (ВТС) со странами — членами ШОС. Плюс обмен военными знаниями, опытом, информацией и технологиями.
5. Иран солидарен с главными игроками ШОС – КНР и Россией — в том, что регион должен самостоятельно обеспечивать свою стабильность и безопасность без вмешательства внешних сил. Совпадение интересов создает хорошие предпосылки для взаимодействия в этой стратегической области. Статус полноценного члена ШОС позволит Ирану в таком случае в полной мере использовать саммиты организации для обозначения своих принципиальных подходов к формированию в Центральной Азии региональной системы безопасности. Эта система мыслится иранским президентом без американского присутствия, но на основе российско-китайского баланса интересов, играя на котором Тегеран рассчитывает добиваться своих целей.
6. Иран не только рассчитывает, что его вступление в ШОС сделает эту организацию антиамериканским форпостом в Центральной Азии, но и надеется использовать трибуну ШОС для критики США в глобальном контексте. В частности, М. Ахмадинежад использовал недавний, 7-й саммит ШОС, чтобы выступить с критикой американской политики в целом. Он демонстративно поддержал Россию в вопросе о размещении американских ПРО в регионе ЦВЕ, заявив, что эти намерения представляют угрозу всему региону и «являются причиной обеспокоенности» не только одной страны, но и многих государств Азиатского континента.

* * *

Таким образом, второе подряд участие президента Ирана в саммитах ШОС (2006, 2007) — событие знаковое. Иран хочет использовать ШОС в своих внешнеполитических интересах и уже делает это. Статус наблюдателя позволяет Ирану использовать высокую трибуну ШОС для обозначения позиций по основным глобальным и региональным вопросам, проведения в кулуарах саммитов важных двусторонних встреч с соседями по региону (прежде всего, с лидерами России и Китая).
Но иранское руководство стремится извлечь максимальную выгоду из своего участия в ШОС. Поэтому оно демонстрирует высокую степень настроя официального Тегерана к полноформатному включению в деятельность организации. Дивиденды, которые обретет в таком случае Тегеран, очевидны. Это в первую очередь политические бонусы, которые позволят Ирану существенно укрепить позиции в регионе Центральной Азии. Мотивы, которыми руководствуется иранская политическая элита, в целом тоже ясны. Наиболее существенный из них – не столько обезопасить себя от вероятной американской интервенции, сколько противостоять укреплению влияния США в регионе, дискредитировать американскую концепцию «Большой Центральной Азии» (2005), направленной на «демократизацию» по американскому шаблону стран региона. Причем противостоять не напрямую, а через региональные структуры, формируемые с участием других весомых игроков. В Тегеране понимают, что в том случае, если американцам удастся закрепиться в регионе, Иран будет исключен из формируемой в Центральной Азии системы безопасности и экономической стабильности.

А. М. Вартанян

Институт Ближнего Востока

Hosted by uCoz