Конфликт эмоций

10-03-2007

 © "Россия в глобальной политике". № 1, Январь - Февраль 2007

Доминик Муази – заместитель директора Французского института международных отношений. Статья о опубликована в журнале Foreign Affairs, № 1 (январь – февраль) за 2007 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Тринадцать лет назад Самьюэл Хантингтон отстаивал тезис о том, что в мировой политике набирает силу «конфликт цивилизаций», а культура начинает определять геополитику наравне с национальными интересами и идеологией (The Clash of Civilizations? Summer 1993). Последующие события показали, что взгляд Хантингтона на эти вопросы скорее справедлив, чем ошибочен. Но далеко не все осознают, что сегодня мир столкнулся с феноменом «конфликта эмоций». Западный мир погружен в атмосферу страха, арабы и мусульмане превратились в заложников культуры унижения, Азия по большей части культивирует надежду. Но вместо того чтобы сблизить США и Европу, общие страхи, а вернее, способы борьбы с ними чаще становятся причиной разобщения в Западном мире. Культура унижения, напротив, сплотила мусульманский мир вокруг его наиболее радикальных элементов и породила культуру ненависти. От смертоносного столкновения страха и ненависти в первую очередь выигрывают оставшиеся в стороне представители культуры надежды, которые тем временем работают на собственное будущее. Конечно, неверно утверждать, что для каждого региона характерен лишь один тип эмоций: в России, в ряде стран Латинской Америки одновременно наблюдаются все три. Но динамика развития и взаимодействия трех культур еще долго будет определять судьбы мира.

КУЛЬТУРА СТРАХА

США и Европу разобщает одинаково присущая им культура страха. Они боятся друг друга, боятся будущего, их тревожит опасность утратить свою индивидуальность в мире, который становится все более сложным. В случае Европы можно говорить о многослойном страхе. Она страшится оказаться наводненной неимущими, особенно с Юга, и при таком положении речь идет о страхе, обусловленном демографической и географической ситуацией. Фотографии африканцев, застреленных при попытке преодолеть колючую проволоку и перебраться на территорию испанского анклава в Марокко, напоминают не столь отдаленные времена, когда открывали огонь по перебежчикам из ГДР, пытавшимся обрести свободу на Западе. Тогда немцев убивали за побег из тоталитарного общества, сегодня же африканцев убивают за побег от тотальной нищеты.

Европейцы боятся пасть жертвами терактов, организованных радикальными исламистами, или оказаться в демографической осаде по мере того, как Европа превращается в «Еврабию». После взрывов в Мадриде в 2004 и Лондоне в 2005 годах и страха, охватившего прошлым летом жителей Европы, последние столкнулись с суровой реальностью факта: террористы избрали их страны в качестве не только мишени, но и базы своей деятельности.

Европейцы опасаются отстать в экономике: для многих глобализация стала синонимом дестабилизации и безработицы. Их преследуют опасения, что Европа из центра культуры и влияния превратится в музей – более крупное и модернизированное подобие Венеции, место для туристов и пенсионеров.

Наконец, они боятся зависимости от внешних сил, даже дружественных (таких, к примеру, как Соединенные Штаты) или неконкретных (например, Европейской комиссии). В основе всех этих страхов лежит ощущение европейцев, что они больше не хозяева своих территорий, что они утратили уверенность и идентичность – короче говоря, не способны распоряжаться собственным будущим. Этим объясняются отказ Франции и Голландии одобрить на прошлогоднем референдуме Конституцию ЕС и возрождение националистических настроений, проявившееся во многих странах Европы во время чемпионата мира по футболу.

Некоторое ощущение потери контроля отчасти характерно и для американцев. Демографические страхи здесь не столь остры, поскольку интеграция выходцев из Латинской Америки проходит довольно успешно (в сравнении со сложностями интеграции мусульман в Европе), однако подобные страхи явно присутствуют.  Споры вокруг испаноязычной версии американского гимна напоминают ситуацию с запретом на ношение чадры и головного платка в Европе. 

По темпам роста США опережают большинство европейских стран, поэтому американцы не в пример европейцам не боятся экономического упадка (хотя их и беспокоит проблема аутсорсинга).  Но они также не могут не думать об ухудшении ситуации: их не могут не беспокоить бюджет, отягощенный огромным дефицитом, здоровье и моральное состояние нации, страдающей от ожирения, разочаровавшимся в миссиях международного характера, все больше ставящей под вопрос свои национальные приоритеты.

Повышенное внимание Америки к собственной безопасности после событий 11 сентября понятно и оправданно, но как оно отразилось на ее мировом влиянии и имидже? Целый ряд проблем, начиная с затруднений в связи с въездом в Соединенные Штаты и заканчивая скандалом вокруг базы Гуантанамо, свидетельствуют о том, что террористам удалось хотя бы отчасти достичь успеха в расшатывании морального превосходства и исключительности США, спровоцировав их на подобную реакцию.

В то время как европейцы, пытаясь защититься от внешнего мира, ищут спасения в эскапизме и политике умиротворения, американцы стремятся решать проблемы по месту их возникновения за границей. Но за бескомпромиссной и оптимистической риторикой администрации Буша скрывается суровая реальность: реакция Америки на теракты 11 сентября нанесла сильнейший урон ее популярности. Так, вторжение в Ирак породило больше проблем, нежели способствовало их разрешению. Ирак погружается в пучину гражданской войны, а действия Вашингтона изменили баланс сил в мусульманском мире в пользу самых радикальных шиитских элементов.

КУЛЬТУРА УНИЖЕНИЯ

Европейцы впервые задумались о закате собственной культуры по окончании Первой мировой войны. Как писал в 1919 году французский поэт и философ Поль Валери, «теперь и мы, цивилизации, знаем, что мы смертны». А между тем мысль об упадке преследовала мусульманский мир на протяжении столетий. В период европейского Средневековья ислам переживал расцвет своего возрождения, но к началу эпохи Ренессанса на Западе ислам уже неизбежно клонился к закату. С 1571-го, когда в битве при Лепанто испано-венецианский флот разгромил турок, а затем после неудачной осады Вены в 1683 году и вплоть до своего окончательного исчезновения после Первой мировой войны Османская империя медленно погружалась в забвение.

Создание Государства Израиль в окружении арабских земель могло быть воспринято мусульманами лишь как окончательное подтверждение заката их цивилизации. Для евреев законность права Израиля на существование подтверждалась по многим основаниям: исполнение божественного обетования и предначертанного судьбой нации, а также компенсация мировым сообществом чудовищных преступлений Холокоста. Арабы же воспринимали образование Израиля как не соответствовавшее духу времени навязывание колониальной логики со стороны Запада в самый разгар деколонизации. Согласно точке зрения последних, мусульманский Восток должен был расплачиваться за варварство христианского Запада в отношении евреев.

Неразрешенный конфликт между Израилем и его соседями способствовал превращению культуры унижения в культуру ненависти. Со временем национальный по характеру конфликт стал обнаруживать свою исконную религиозную основу – противостояние мусульманства и иудаизма, а в широком смысле слова противостояние исламского и западного мира.

Усиление накала гражданской войны в Ираке и война на территории Ливана между группировкой «Хезболла» и Израилем подогрели негодование мусульман, чем не замедлили воспользоваться Иран и его союзники. В войне изображений и символов шиитские экстремисты могут предстать как носители духа сопротивления против унижения, и с каждым ударом противника их позиции только крепнут.

Глобализация тоже внесла свою лепту. Каждый день жители Ближнего Востока становятся свидетелями контраста между теми, кто выиграл от нее (прежде всего западный мир и Восточная Азия), и теми, кто  проиграл. Культура унижения получила распространение и в мусульманских диаспорах на Западе. Беспорядки во Франции осенью 2005-го, изначально вызванные  социально-экономическими причинами, явились также проявлением недовольства обществом, которое законодательно провозглашает равноправие, но на деле не выполняет своих обещаний. 

Разрыв между Востоком и Западом  – это отчасти продукт несовместимых мировоззрений, относящихся к разным историческим эпохам. В то время как Европа становится все более светской, значение религии в мусульманском мире неуклонно растет. Сегодняшний ислам напоминает европейцам об их собственном фанатизме и религиозных войнах XVI–XVII веков. В случае с США разница не столь велика: американцы глубоко набожны и недавно пережили религиозное возрождение. И тем не менее исламский фундаментализм уникален, поскольку движим двойной жаждой мести – шиитского меньшинства по отношению к суннитскому большинству и фундаменталистов в отношении Запада в целом.  

КУЛЬТУРА НАДЕЖДЫ

В то время как Запад и Ближний Восток скрестили мечи, оптимизм и вера в прогресс постепенно мигрируют в Восточную Азию. Новую психологию китайцев отражает выставка под названием «Китай: три императора 1662–1795 гг.», проходившая в Королевской академии искусств в Лондоне в конце 2005 – начале 2006 года. Значение мероприятия, которое спонсировал Пекин, очевидно: Китай вернулся на мировую арену. Центральным экспонатом выставки явилось гигантское полотно в иезуитском стиле (направление стиля барокко. – Ред.), относящееся к XVIII веку, на котором изображены послы с Запада, отдающие почести китайскому императору. После двух столетий относительного упадка Китай все активнее восстанавливает подобающий ему мировой статус. Пекин сконцентрировал внимание на экономическом развитии и избегает конфликтов, что принесло ему как материальные выгоды, так и уважение мирового сообщества.

Что касается Индии, то впервые в ее современной истории она выступает не только как независимая, но и как влиятельная держава. Формирующиеся индийские элиты осуществляют дипломатическое взаимодействие с Соединенными Штатами и заключают экономические сделки в Европе, при этом они смотрят в будущее с еще большей гордостью и оптимизмом, чем китайцы. Крупнейшая демократическая страна мира скоро выйдет на первое место по численности населения, и сегодня для нее, кажется, нет ничего невозможного.

Конечно, пессимисты могут не без основания указать на обилие стратегических, социально-экономических и политических проблем в регионе, на то, что культура надежды может рухнуть в одночасье, как карточный домик. Азии еще предстоит пройти этап примирения бывших противников, что явилось самым поразительным достижением послевоенной Западной Европы. Неприятие Китаем и Южной Кореей японской версии прошлого напоминает об аналогичной ситуации в Европе 1950-х годов. (Китай, очевидно, придерживается двойных стандартов: он навечно сохранил в памяти преступления Японии, но никогда не вспоминает о своих собственных.) Северная Корея – одна из самых опасных стран-изгоев. Гонка вооружений и распространение ядерного оружия в Восточной Азии может обернуться серьезным конфликтом в будущем.

Характерное для Китая противоречие между динамичным развитием экономики и неспособностью или нежеланием руководства сделать малейший шаг в сторону назревших политических реформ отнюдь не способствует мирному развитию. Но, несмотря ни на что, и лидеры, и население региона не оставляют надежду. По всей видимости, так будет и впредь, пока продолжается экономический рост. 

ЧТО ДЕЛАТЬ?

В ситуации конфликта эмоций первейшая задача Запада – осознать природу угрозы, которую несет в себе мусульманская культура унижения Европе и Соединенным Штатам. Отрицать эту угрозу и бороться с ней, используя неверные методы, одинаково губительно. Ни политика умиротворения, ни военная сила в чистом виде не являются решением. В набирающем обороты противостоянии культура унижения не способна одержать победу. Тем не менее это настоящая война, и западный мир может ее проиграть, если останется разделенным, если изменит либеральным ценностям, утратит уважение к закону и правам личности. Цель не в том, чтобы восстановить умеренный ислам против радикальных сил. Нужно вселить в мусульманские общества такое чувство надежды и веру в прогресс, чтобы гнев и отчаяние не бросили людские массы в объятия радикалов.

И в этом смысле израильско-палестинский конфликт еще отчетливее выступает как модель, а возможно, и прецедент новой мировой реальности. Израиль – западная страна, осажденная культурой унижения, стремящаяся вырваться из опасного региона и вновь приобщиться к культуре надежды. Но сначала ему необходимо найти решение палестинской проблемы. Точно так же Европа и Соединенные Штаты стремятся навсегда избавиться от своих страхов, но единственный способ добиться этого – найти возможность помочь мусульманскому миру в решении его проблем.