|
Зачем Ирану
нужно членство в ШОС?
Институт Ближнего Востока
Стремление
Ирана активизировать свое участие в ШОС и получить полноценный статус
постоянного членства в этой закрытой региональной структуре достигло своего пика
в период президентского правления М. Ахмадинежада. Второй год подряд иранский
президент исправно посещает в качестве наблюдателя Совет глав государств ШОС –
важный региональный саммит с участием «первых лиц» России, Китая и стран
Центральной Азии. Тем самым он демонстрирует высочайшую степень интереса
к региональной структуре, первоначальный мандат которой подразумевает борьбу
с терроризмом, экстремизмом и наркотрафиком. От официального Тегерана
в последнее время исходят довольно смелые инициативы не только по увеличению
количественного состава, но и по расширению сфер ответственности ШОС. Предлагая
провести у себя встречу министров энергетики ШОС и придать в перспективе таким
встречам постоянный формат, он пытается навязать членам альянса новые грани
сотрудничества и козырнуть дополнительными аргументами в пользу своего
полноценного участия в нем.
Почему Ирану недостаточно иметь статус наблюдателя в ШОС? Какие дивиденды он
рассчитывает извлечь из постоянного членства, какими мотивами руководствуется?
Анализ этих вопросов служит предметом данного исследования.
С формальной точки зрения нарастающее стремление набирающего в регионе очки
сильного игрока стать членом перспективной региональной структуры выглядит
вполне логичным. Тем более это вписывается в иранскую внешнеполитическую
стратегию в Центральной Азии. Иранские аналитики обращают внимание на три
фактора, которые объективно создают весомые предпосылки для полноформатной
интеграции Ирана в ШОС: экономическое сотрудничество, взаимодействие в области
безопасности, культурное сближение.
Иран и ранее позиционировал себя здесь как составное звено региональной системы
безопасности, важный элемент экономической стабильности. Он стремился по мере
возможности обозначить свое присутствие в формируемых на этом важном
геополитическом пространстве альянсах и структурах. Традиционных инструментов
политики клерикальной верхушки по укреплению влияния в возникших после 1991 г.
государствах Центральной Азии сначала было два — фактор культурно-исторической
близости народов и фактор ислама. Впоследствии, по мере торжества прагматизма
в международной политике Тегерана, на первый план вышла задача укрепления
экономического влияния в странах региона. Иран разработал политику экономической
интервенции и выступил с целым набором инициатив в области энергетики,
транспорта, банковской сферы, торговли. В итоге — положительная динамика
торгово-экономических и финансовых связей Ирана со странами Центральной Азии,
значительное укрепление его позиций в экономике региона наравне с другими
крупными игроками. Иран стал в полном объеме конкурировать за экономическое
влияние в регионе.
Результат был достигнут при президентах А.А. Хашеми-Рафсанджани и С. М. Хатами.
Идея вступления в ШОС на тот период была также облечена в соответствующие рамки.
Дескать, полноценное участие Ирана необходимо, поскольку будет содействовать
диверсификации экономического сотрудничества стран — членов организации,
укреплению его культурно-исторических связей с государствами Центральной Азии.
Но вопрос о членстве не стоял так актуально в повестке дня – на том этапе
иранское руководство ограничивалось аккуратным зондажом.
* * *
С приходом
к власти команды М. Ахмадинежада вопрос о вступлении Ирана в ШОС был заметно
актуализирован внешнеполитическим руководством страны. Характерная деталь,
ставшая заметной, — М. Ахмадинежад сознательно избегает комментариев
относительно заявки Ирана на членство в ШОС. Известно, что такая заявка была
подана официально по дипломатическим каналам – через письмо главы МИДа ИРИ. М. Моттаки
в адрес руководства организации. По словам последнего, она сейчас находится «в
стадии рассмотрения». Тем не менее М. Ахмадинежад старается не демонстрировать,
что его страна навязывается организации. Он сознательно ставит Иран и ШОС
в положение «равных партнеров», отмечает «обоюдную заинтересованность сторон» во
взаимодействии, полагает, что полноформатное участие Ирана в ШОС пойдет на
пользу «обеим сторонам».
Но главная особенность нынешнего этапа заключается в том, что реализация этой
задачи предусматривает решение целого комплекса проблем, напрямую не связанных
с курируемой в ШОС проблематикой. Было бы неверно в этом случае оперировать лишь
одним, явно бросающимся в глаза соображением, которым, по мнению некоторых
экспертов, может быть продиктовано стремление Тегерана вступить в ШОС. Речь идет
о коллективной безопасности в ШОС. Если нынешний статус Ирана в ШОС
(наблюдатель) не дает никаких привилегий, то постоянное членство в организации –
серьезное противоядие в случае возможной военной интервенции со стороны США и их
союзников. Получив такой статус, иранское руководство обретет мощный козырь на
мировой арене и сможет себя обезопасить перед лицом американской угрозы.
Фактически такой статус превращает Иран в один из элементов коллективной системы
безопасности в регионе. На практике, все государства — члены ШОС будут обязаны
встать на защиту Ирана, если это государство окажется объектом военного
нападения. ШОС также будет вынужден в полном объеме нести обязательства перед
Ираном по обеспечению его обороны и безопасности в случае появления той или иной
военной угрозы.
Нужно понимать, что задача полноценной интеграции Ирана в ШОС преследует
политические и стратегические цели в более глобальном контексте. Тем более что
угроза военной интервенции США в Иран, судя по последним экспертным оценкам, на
сегодня сведена к минимуму. Что будет в обозримой перспективе, прогнозировать
сложно. Да и технически непросто представить коллективные меры стран — членов
ШОС в случае точечных ударов по иранской ядерной инфраструктуре.
Очевидно, что стратегические замыслы президента М. Ахмадинежада в отношении ШОС
гораздо шире и во многом предопределены текущей региональной ситуацией, при
которой вступление Ирана в организацию даст руководству этой страны весомые
политические дивиденды.
1. Членство в столь мощном региональном альянсе, вес которого в значительной
мере усиливается за счет двух постоянных члена Совета Безопасности ООН, многого
стоит. Сотрудничать в узкоформатной региональной структуре с двумя мировыми
центрами, обладающими политическим весом, мощным экономическим и военным
потенциалом, а главное, правом вето в СБ ООН, — весьма заманчивая перспектива
для Тегерана.
2. Иранские неоконсерваторы во главе с М. Ахмадинежадом считают ШОС очень
перспективным и динамично развивающимся объединением в регионе, которое может
быть использовано ими прежде всего в контексте отстаивания собственных
интересов. Ирану хотелось бы видеть в лице ШОС организацию, противостоящую по
своим целям и предназначению проникновению влияния США в регион Центральной
Азии. Понятно, что в одиночку ему не удастся повернуть курс ШОС в этом
направлении, но играть на столь чувствительном факторе Иран может вполне,
особенно если станет членом организации.
3. Иранское руководство видит в ШОС огромный и пока слабо используемый
экономический потенциал, особенно с учетом заявок Индии и Пакистана о желании
войти в состав ШОС (сейчас они являются наблюдателями). В итоге, полагает оно,
образуется огромный рынок, представленный наиболее динамично развивающимися
мировыми экономиками (Россия, КНР, Индия и др.). В частности, создание в рамках
ШОС зоны преференциальной торговли потенциально отвечало бы иранским интересам
(при условии членства Ирана в организации), поскольку позволило бы
диверсифицировать торгово-экономические связи Тегерана со странами Центральной
Азии. На последнем саммите ШОС в августе с.г. иранский президент, в частности,
заявил, что формат саммитов ШОС играет эффективную роль в расширении
экономического сотрудничества.
4. Иранское руководство отводит высокую роль проводимым в рамках ШОС совместным
военным учениям. Тот факт, что в текущем году в них впервые принял участие
Китай, для Ирана событие знаковое. Участие иранских ВС в подобных учениях
могло бы дать Тегерану дополнительные козыри в области укрепления
военно-технического сотрудничества (ВТС) со странами — членами ШОС. Плюс обмен
военными знаниями, опытом, информацией и технологиями.
5. Иран солидарен с главными игроками ШОС – КНР и Россией — в том, что регион
должен самостоятельно обеспечивать свою стабильность и безопасность без
вмешательства внешних сил. Совпадение интересов создает хорошие предпосылки для
взаимодействия в этой стратегической области. Статус полноценного члена ШОС
позволит Ирану в таком случае в полной мере использовать саммиты организации для
обозначения своих принципиальных подходов к формированию в Центральной Азии
региональной системы безопасности. Эта система мыслится иранским президентом без
американского присутствия, но на основе российско-китайского баланса интересов,
играя на котором Тегеран рассчитывает добиваться своих целей.
6. Иран не только рассчитывает, что его вступление в ШОС сделает эту организацию
антиамериканским форпостом в Центральной Азии, но и надеется использовать
трибуну ШОС для критики США в глобальном контексте. В частности, М. Ахмадинежад
использовал недавний, 7-й саммит ШОС, чтобы выступить с критикой американской
политики в целом. Он демонстративно поддержал Россию в вопросе о размещении
американских ПРО в регионе ЦВЕ, заявив, что эти намерения представляют угрозу
всему региону и «являются причиной обеспокоенности» не только одной страны, но
и многих государств Азиатского континента.
* * *
Таким
образом, второе подряд участие президента Ирана в саммитах ШОС (2006, 2007) —
событие знаковое. Иран хочет использовать ШОС в своих внешнеполитических
интересах и уже делает это. Статус наблюдателя позволяет Ирану использовать
высокую трибуну ШОС для обозначения позиций по основным глобальным
и региональным вопросам, проведения в кулуарах саммитов важных двусторонних
встреч с соседями по региону (прежде всего, с лидерами России и Китая).
Но иранское руководство стремится извлечь максимальную выгоду из своего участия
в ШОС. Поэтому оно демонстрирует высокую степень настроя официального Тегерана
к полноформатному включению в деятельность организации. Дивиденды, которые
обретет в таком случае Тегеран, очевидны. Это в первую очередь политические
бонусы, которые позволят Ирану существенно укрепить позиции в регионе
Центральной Азии. Мотивы, которыми руководствуется иранская политическая элита,
в целом тоже ясны. Наиболее существенный из них – не столько обезопасить себя от
вероятной американской интервенции, сколько противостоять укреплению влияния США
в регионе, дискредитировать американскую концепцию «Большой Центральной Азии»
(2005), направленной на «демократизацию» по американскому шаблону стран региона.
Причем противостоять не напрямую, а через региональные структуры, формируемые
с участием других весомых игроков. В Тегеране понимают, что в том случае, если
американцам удастся закрепиться в регионе, Иран будет исключен из формируемой
в Центральной Азии системы безопасности и экономической стабильности.
А. М. Вартанян
Институт Ближнего Востока |
